Владимиру Николаевичу Топорову к его 70-летию

     В России со стародавних времен не удавалось в полную меру развернуться купеческому сословию. Уж как было расцвел Великий Новгород — но Москва варварски его задавила. А сколько было потом притеснений, ограничений, прищучиваний… Последний крупный пример — разгром НЭПа, той экономической свободы, которая стоила Великого Новгорода, да еще и размашистее была, так как распространялась от Минска до Владивостока.

     Но есть в Божьем мире закономерности, достигающие результатов, несмотря ни на какие препятствия. В русской истории мы видим, как использовались малейшие щелочки, малейшие благоприятные интервалы (временные и пространственные — в смысле "прозрачных" границ): новгородцы и позднее архангелогородцы осваивали западные рынки, люди типа Афанасия Никитина, рискуя не только товарами, но и головой, прокладывали дороги на Восток; попyстительства Петра I, Екатерины II и даже деспотичного Николая I (ненавидевшего дворянскую фронду и сознательно потакавшего "среднему" классу) способствовали расцвету российского купечества. К XX веку оно стало прочным сословием; вместе с промышленниками оно успешно соревновалось с дворянством за первенство в общекультурной жизни страны. Чудовищные мероприятия Советской власти, казалось бы, под корень уничтожили купцов и промышленников. Ан нет. Основы, подспудье заложились такие фундаментальные, а генетические заготовки, соединенные с естественным стремлением человека к свободному творчеству, оказались такими сильными и динамичными, что даже при элементарной перестройке по всей стране бурно забился купеческий пульс, несмотря на все препятствия. Недавнее посещение Ельца очень меня в этом смысле утешило.

     Лет пятьдесят, если не больше, собирался я побывать в Ельце. Мой отчий дом — в Старом Осколе, городе, расположенном в 200 километрах южнее Ельца, на той же самой железнодорожной магистрали Москва — Донбасс. Многократно проезжая по этой дороге, я всегда обращал внимание на громадину собора на горе за елецким вокзалом. И удивлялся, как это собор не взорвали ни при Сталине, ни при Хрущеве?! Думалось: наверное, собор — старинный, историко-культурная реликвия, поэтому Елец не пострадал, в отличие от сотен наших городов, где в первую очередь варварски взрывали центральные храмы. Потом оказалось, что собор совсем новый, построен по проекту знаменитого К. А. Тона чуть более столетия назад. Странное попустительство большевистских хозяев города сказалось и в том, что количество уничтоженных церквей в Ельце минимально и очень мало в центре разрушено старых домов.

     Из воспоминаний одного знакомого, бывшего во Владивостоке в 1920-х годах: после многочисленных сносов храмов и памятников китайцы, которые тогда на нашем Дальнем Востоке составляли значительную часть населения, прозвали русских "ломай, ломай!". Ельчане, как видно, не подпадают под эту категорию.

     Еще в Елец меня тянуло как в город старины и в культурное гнездо: он ведь старше Москвы даже по упоминанию в летописи (первое — в 1146 году), а реально надо прикинуть еще века два; он окружен известными дворянскими усадьбами, поместьями Стаховичей (Михаил Стахович, собиратель народных песен, — друг Аполлона Григорьева), Буниных, Жемчужниковых, Бегичевых, Арсеньевых…

     Поэтому, получив из Ельца приглашение прочитать спецкурс в пединституте, я сразу согласился. Наконец-то! В апреле 1998 года я неделю прожил в Ельце и уехал с самыми светлыми чувствами не только от общения с преподавателями и студентами, но и от города в целом.

     По внешним параметрам Елец — довольно типичный город средней полосы России, районный центр Липецкой области, с населением около 150 тысяч человек, с несколькими заводами и педагогическим институтом (слава Богу, один из немногих вузов, не переименованных в университет или в академию; до чего нелепы эти перемены; я понимаю возвращение старых названий городам и улицам, но почему всемирно известный петербургский Политехнический институт превратился в техническую академию или не менее известный пединститут имени А. И. Герцена стал педагогическим университетом со страшной аббревиатурой "Российский ГПУ"?).

     Можно сказать, что Елец противостоит куда более мощному в промышленном отношении Липецку как культурный центр: в его пединституте работают крупные ученые и педагоги (кафедрой русской литературы заведует известный в литературоведческих кругах гоголевед профессор В. Ш. Кривонос), в Ельце интенсивно кипит музыкальная и художественная жизнь, здесь развивается давняя традиция кружевного искусства. В уменьшенных формах здесь происходит известное противостояние культурного и административного центров, подобно Питеру и Москве, Тарту и Таллинну.

     Однако Елец еще и исконно купеческий город, что накладывает на него неизгладимый отпечаток. Принадлежа до революции к Орловской губернии, он забирал до 60% всего губернского товарооборота. Больше всего торговали зерном и кожей. Елецкой кожей снабжалась чуть ли не вся русская армия, а зерно вывозилось, главным образом, в Западную Европу. Количество товаров было столь велико, что для их перевозки уже не хватало железнодорожных вагонов и даже путей, которых к концу XIX века было построено немало. Купцы Орловской губернии решили построить еще одну железнодорожную линию из Орла в Петербург — напрямик, минуя Москву, через Валдай и Новгород. Но тогдашняя, начала XX века, общественность забила тревогу, была проведена всесторонняя экологическая экспертиза района Валдайской возвышенности, результаты оказались крайне отрицательными, и Николай II, несмотря на сильное давление торгово-промышленных кругов, подписал указ о прекращении строительства дороги (какой пример современным властям, снисходительно разрешившим строить скоростную магистраль между столицами!). А на реке Волхов у Новгорода до сих пор сохранились быки невозведенного моста…

     Елецкие купцы строили себе добротные кирпичные дома, помогали возводить общественные здания, давали большие пожертвования на строительство храмов. Соборы и церкви города величественны, массивны, могут поспорить по объемам с самыми крупными столичными храмами. И. А. Бунин сказал в своем романе "Жизнь Арсеньева" об одной такой елецкой церкви: "… звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела, возвышавшейся надо всем в таком величии, в такой роскоши, какие и не снились римскому храму Петра, и такой громадой, что уже никак не могла поразить меня впоследствии пирамида Хеопса". А главный Вознесенский собор, как гордо сообщают ельчане, из русских храмов уступает по высоте лишь Исаакиевскому собору в Петербурге.

     Богатства создавались не всегда праведным путем. Было много обмана, насильственного захвата, постыдного облапошивания крестьян, привозивших зерно на продажу. Вас. И. Немирович-Данченко, известный репортер и очеркист (не путать его со знаменитым братом Владимиром Ивановичем, соратником К. С. Станиславского), посвятил купечеству города целую серию очерков "Елец. Из записной книжки скучающего туриста" (журнал "Русская мысль", 1885, №№ 6, 8, 9). Здесь содержатся колоритные рассказы о купеческом жульничестве. Однако все провинциальное купечество обрисовано лишь черными красками: наглые обманщики, деспотичные хозяева и отцы семейства, невежды с примитивными интересами, живущие в грязи и духоте, — как будто мы читаем статью Н. А. Добролюбова "Темное царство", расширенную до цикла очерков с помощью примеров из елецкой жизни и пронизанную брезгливым высокомерием столичного туриста.

     Непонятно, однако, откуда взялись тогда мужская и женская гимназия, красивые церкви почти в каждом жилом квартале, ажурные чугунные решетки, ограды, карнизы — можно по ним с Питером посоревноваться! Купцы Заусайловы построили табачную фабрику, но она не похожа на сотни подобных в функциональном отношении зданий; архитектор и строители возвели художественное произведение: кирпичные стены узорчаты, напоминают легкие елецкие кружева, просто загляденье!

     А в местном краеведческом музее — россыпь сервизов и отдельных предметов немецкого и отечественного фарфора, фарфоровые и бронзовые статуи и статуэтки, тончайшего литья каслинские чугунные изделия, японская расписная ваза в рост человека… Конечно, немало поступлений было из дворянских домов и усадеб, в результате реквизиций Советской власти, но купеческий мир тоже внес свой вклад; например, японская ваза принадлежала Заусайловым.

     С музеями может поспорить громадный, в несколько комнат, антикварный магазин, тоже заполненный местными ценностями: иконы, картины, статуи, посуда, шкафы со старинными монетами, инкрустированное оружие, музыкальные инструменты нескольких веков, граммофоны и патефоны, мебель красного дерева… Всего не перечислишь. Кстати, хозяева магазина — внуки тех дореволюционных Заусайловых, недавно вернувшиеся из Средней Азии. Господи, думалось, сколько же нужно было иметь художественных богатств, чтобы при колоссальных потерях, пройдя сквозь войны, пожары, экспроприации, торгсины, ссылки, расстрелы, ельчане могли похвастаться такой музейно-антикварной роскошью?!

     Вот этот антураж елецкой жизни Вас. И. Немирович-Данченко не заметил, да он, кажется, и не был ни в одном купеческом доме, а встречался с аборигенами в каком-то грязном трактире.

     Русская литература вообще в долгу перед купечеством. А. Н. Островский значительную часть своего драматического наследия посвятил миру купцов. Но он и больше всего изображал "темное царство", и Добролюбов имел основание говорить в своей статье об этом царстве как о главной черте описываемого сословия. Правда, Аполлон Григорьев, глашатай городского мещанства, считавший купцов и промышленников наиболее характерными выразителями русских национальных черт, спорил с Добролюбовым и уверял, что Островский изображал и светлые явления, но и сам он, и Добролюбов в статье "Луч света в темном царстве" говорили о светлых, но социально слабых людях.

     Но ведь к середине XIX века русское купечество взрастило уже не только невежественных богачей, но и образованных на европейском уровне коммерсантов, а главное — издателей книг и журналов, коллекционеров художественных ценностей, меценатов в области искусства и науки, воспитателей интеллигентных детей. Как-то в период советского безвременья в ответ на сетования коллег, что ценнейшие книги достаются не нуждающимся в них читателям, а через соответствующие распределители — партийным начальникам, которые просто ставят их в дорогие шкафы, Д. С. Лихачев заметил: разумеется, ужасно, что ценные книги выходят малыми тиражами, но создание невеждами хороших библиотек имеет и позитивную сторону: их дети или внуки, значительно более образованные, с благодарностью примут такие домашние библиотеки. Нечто подобное можно сказать и о купеческих династиях: честными или варварскими способами добытые первоначальные капиталы позднее помогут воспитанию интеллигентных поколений.

     Известный московский чаеторговец П. К. Боткин, народивший от двух жен 14 детей, дал России и миру несколько выдающихся сыновей: врача Сергея, очеркиста и литературного критика Василия, академика живописи Михаила, коллекционера картин Дмитрия; дочь Мария стала женой А. А. Фета.

     С. В. Морозов основал в начале XIX века знаменитую династию "мануфактурщиков", из коих наиболее известен Савва Морозов.

     Многое можно было бы сказать и о династиях Бахрушиных, Третьяковых, Щукиных, Куманиных, Алексеевых (из этой семьи — К. С. Станиславский), Мамонтовых и еще о добром десятке известних фамилий. Отсылаю интересующихся к ценной книге П. А. Бурышкина "Москва купеческая" (впервые вышла в Нью-Йорке в 1954 г., сейчас уже есть отечественные издания).

     Вот эти типы и характеры не нашли яркого художественного воплощения ни у Островского, ни у последующих крупных деятелей русской литературы. А. П. Чехов лишь пунктирно коснулся этой темы, а герои романов Д. Н. Мамина-Сибиряка и П. Д. Боборыкина не вошли в круг большой классики. Единственное исключение — А. М. Горький, уже в XX веке создавший запоминающиеся образы мыслящих, интеллигентных купцов.

     Елецкие купцы заслуживали тоже более серьезного изображения, чем это сделал Немирович-Данченко. Поразительно, что традиции цивилизованного русского купечества не были уничтожены даже страшными советскими десятилетиями. Чуть-чуть приоткрылась при Ельцине щелочка экономической свободы — и как прорвалось! Настолько прорвалось, что в Ельце появился меценат Евгений Павлович Крикунов, подобного которому я не знаю даже в столичных городах.

     Еще в советской время занимаясь антиквариатом (а тогда ведь люди продавали за бесценок уникальные вещи; коллеги рассказывают, что Крикунов и на помойках находил выброшенные старинные комоды и шкафы), Евгений Павлович возмечтал организовать собственный художественный музей; добыл в центре города пустой участок, построил на нем двухэтажный дом с подвалом, дешево купив на слом какую-то развалюху. Да не просто дом, а тоже своего рода музей: с башенками, лесенками, верандами, "средневековыми" сводчатыми коридорами, и заполнил его антикварной мебелью и художественными произведениями, живописью и скульптурой, старой и современной. Здесь больше сотни картин самобытного Виктора Семеновича Сорокина, ныне — народного художника России, который, несмотря на свои 80 с гаком лет, до сих пор полон творческой энергии и фанатично влюблен в среднерусские пейзажи. Он давно подружился с Е. П. Крикуновым, часто гостит в Ельце (а постоянно живет, убежав из Москвы, в Липецке) и снабжает мецената своими произведениями. Фактически дом 108 по улице Октябрьской (кажется, вот-вот состоится возврат старого названия — Соборная) можно назвать музеем В. С. Сорокина.

     Казалось бы, местному начальству радоваться и благодарить Е. П. Крикунова за хорошую инициативу. Как бы не так! Частная инициатива в советское время была наказуема. Отцы города решили отобрать музей, дошло до судов — еле-еле меценат отбился.

     С начала девяностых годов работать стало чуть легче, и Крикунов начал разворачиваться. В трехэтажном жилом доме добротной постройки сталинского периода по улице Маяковского (бывшая-будущая Старомосковская), № 1 значительную часть первого этажа занимал дышавший на ладан комиссионный магазин мебели. Крикунов приобрел это помещение, отремонтировал и устроил там выставочный зал. В апреле, когда я был в Ельце, там демонстрировались замечательные картины детей, учащихся местной художественной школы. В этом же помещении хозяин проводит общегородские литературные и музыкальные вечера, благотворительные концерты для детей-инвалидов и т.д. А около дома поставил с одной стороны бюст И. А. Бунина — к 125-летию со дня рождения писателя, а с другой — памятную стелу в честь Елецкого пехотного полка, отличившегося в войнах XIX века.

     Далее Крикунов приобрел первый этаж в бывшем купеческом двухэтажном доме по улице Октябрьской-Соборной, № 135 и построил там пяток однокомнатных квартирок для художников, приезжающих на пленэр (окрестности Ельца — сущий клад для живописца) из Липецка, Орла, Москвы… И ни копейки не берет с гостей. Более того, наполняет подвал картофелем и солениями — не надо на рынок ходить. А одна квартирка в этом доме отдана военно-историческому клубу школьников, которым руководит сын Евгения Павловича Александр, преподаватель пединститута. Ребята с энтузиазмом изучают деяния Елецкого пехотного полка, сами шьют полные комплекты обмундирования офицеров и солдат времен Отечественной войны 1812 года, организуют вечера и экскурсии.

     И это еще не все. Крикунов приобрел коробку двухэтажного купеческого дома по улице Советской-Успенской, № 56. Жильцы давно из него выехали, крыша и перекрытия гнили два десятка лет. Сейчас здесь идет капитальный ремонт. В этом доме меценат мечтает разместить несколько сотен старых и новых картин, ныне хранящихся у него под спудом, и устроить городской художественный музей.

     Ну, уж теперь-то городские власти должны бы такого человека на руках носить? Увы! Не нужно забывать, что Липецкая область входит в так называемый "красный пояс", и областные и районные начальники, несмотря на их современный прагматизм (а может быть, именно из-за этого), никак не могут понять, зачем человек создает музеи, организует вечера и выставки, помогает художникам, дарит местному пединституту две студенческие стипендии — это все кажется подозрительным, а какая тут корысть — никак не раскусить! Главное же раздражение — что это еще за частные музеи и стипендии?!

     Поэтому деяниями Крикунова восторгаются приезжие столичные журналисты, но никак не местные отцы города и района. Да они еще и палки в колеса готовы ставить.

     У Евгения Павловича хранится дома целый музей елецких кружев, много лет он приобретал образцы у выдающихся мастериц. И неоднократно просил городские власти изыскать три квартиры для жильцов, занимающих второй этаж дома № 135 по Октябрьской-Соборной улице, того самого, где на первом этаже оборудована гостиница для приезжих художников. Тогда можно было бы на втором этаже разместить городской музей кружев. Куда там! Даже, казалось бы, "родные" идеологические сферы оставляют власти равнодушными. Крикунов несколько десятилетий собирал символы и знаки Советской власти: знамена, плакаты, транспаранты, значки, бюсты и портреты вождей — ими забита целая комната. Предлагал начальству выделить небольшое помещение для организации постоянной выставки всех этих реликвий ушедшей эпохи. Ничего не дают.

     Наверное, нужна смена поколений и в административных кругах. Придут новые люди и поймут, какую ценность для города, да и для всей страны представляют такие меценаты, как Е. П. Крикунов. А он, невзирая ни на что, активно трудится, не покладая рук. Перед самым моим отъездом организовал у себя дома концерт фортепьянной музыки, зазвав двух воронежских пианистов. К слову сказать: в выставочном зале у него стоит старый патефон с пружинным заводом и рядом — громадная коллекция пластинок советских лет. Каждый год на 9 мая, день Победы он устраивает встречу ветеранов, которых радует дорогими их памяти песнями минувших десятилетий.

     Е. П. Крикунову всего 54 года, он еще многое готов сделать для развития культуры родного края — за такими людьми будущее. И пусть и дальше живет и развивается культура "среднего" российского города Ельца!

(Опубликовано в журнале "Звезда", №5, 1999г.)